Давно не бывал я в Донбассе…
( Кое-что из прожитого...)
5
Чем дальше, тем больше я начинал тяготиться жизнью в Ворошиловграде. Преподавательская работа была для меня чрезвычайно скучна. Кроме того, поскольку я был художественным руководителем студенческого клуба института, от меня стали требовать интенсивной работы в институтской художественной самодеятельности, что меня никак не привлекало!
И когда мне однажды позвонил директор филармонии Шистко В.А. и предложил возглавить новый коллектив, создававшийся для Народной артистки УССР Галины Мурзай, я это предложение принял. Не могу сказать, что с большим удовольствием, но институт мне уже осточертел прилично, а здесь, всё-таки, было «живое» дело.
Так я проработал в филармонии ещё год – скучно и безнадежно!
И вот, очередной поворот в моей жизни!
Приближались новогодние праздники - Новый 1976 год. Меня вызывает директор филармонии и сообщает, что из Москвы приезжает группа артистов для обслуживания новогодними концертами города и области. Но приезжают они без музыкантов, поэтому я со своим ансамблем должен буду сопровождать их выступления. Действительно, через несколько дней приехали известные и любимые народом артисты - Георгий Вицин, Зоя Фёдорова, Рада и Николай Волшаниновы, Андрей Вертоградов, артисты Московсого цыганского театра «Ромен», исполнители главных ролей в знаменитом фильме «Неуловимые мстители» Виктор Косых и Михаил Метёлкин, другие артисты московских театров и Москонцерта.
Я сразу окунулся в атмосферу другой жизни. Работали плотно - по три-четыре концерта в день! За это время мы, как-то, привыкли друг к другу и, даже, можно сказать, подружились. Часто после концертов собирались застолья. Иногда я брал баян, и компания народных артистов с удовольствием распевала застольные песни. Помню, как пел весьма «пикантные частушки» с Зоей Фёдоровой. А Эдуард Смольный, скандально знаменитый импресарио советских времён, который и привёз московских звёзд, поднял тост за здоровье знаменитой актрисы и закончил его весьма странно - «… Зоечка, как бы я хотел быть твоим чемоданчиком!» Уже потом я понял смысл этих слов: оказывается, Зоя Фёдорова получила разрешение на выезд в США, где жила её дочь Вика. И это застолье было посвящено этому радостному событию. Все эти 10 дней были таким «светлым лучом» в моей скучной провинциальной жизни!
Но вот подошли к концу гастроли московских артистов. Отработав последний концерт, мы собрались на прощальный ужин. Все говорили хорошие слова, сожалели об окончании совместной работы. Сказал и я что-то грустное, не помню точно что, но типа: вот вы, мол, уезжаете, а я опять остаюсь один в этой серой безнадёге. И тут артисты театра «Ромен» наступили мне на «больной мозоль»: - а чего, мол, ты, такой молодой и талантливый здесь сидишь? Поезжай в Москву, потолкайся, авось что-то и получится! Привели мне примеры, как некоторые известные ныне артисты и музыканты, приехали в Москву. Тоже ничего не имели, ночевали на вокзалах. Но со временем сумели пробиться и теперь в полном порядке. Ну, словом, наговорили всего такого, что во мне с новой силой разгорелось желание активно действовать.
На
следующий день москвичи уезжали. Я купил бутылку «Советского шампанского» и приехал на вокзал их проводить. В тёплом купе вагона
«СВ» мы её распили и на прощанье они мне ещё раз сказали,
что нужно обязательно попытать своё счастье в Москве. И даже
дали номера своих телефонов и пообещали помочь.
Как сейчас помню: промозглый январский вечер,
тусклые вокзальные лампочки, пустой перрон, вдаль убегают
три красных огонька московского поезда… И я стою
один. Куда идти, что делать? Через 10 дней выезд на
гастроли в Мурманск. Опять эти убогие города, холодные
гостиницы, общепитовская изжога! И что, так всю жизнь? И
как-то сразу всё потеряло всякий смысл.
Возвратился
я домой в весьма удручённом состоянии. Лёг в кровать, о сне не
было и речи - думы окаянные сверлили мою бедную головушку – ну и
что дальше?
И вдруг - просветление! Ехать, немедленно ехать
в Москву! Всё бросать и ехать! Вот лопнуло что-то внутри! Здесь
меня больше ничего не интересует!
Как-то сразу пришло ясное понимание того, что
если я не уеду из Ворошиловграда, то в моей жизни ничего не
случится!
Вспомнил, что в подмосковном городе Щербинка
живут наши родственники - родная сестра отца! Уже зацепка!
Заснул только под
утро.
Встал другим человеком.
Нельзя сказать, что родители были шокированы моим решением, но отговорить пытались. Когда поняли, что мои намерения достаточно серьёзны, помогли собраться в дорогу.
Дальше я опускаю подробности моего приезда в Москву, сообщу только коротко этапные моменты «московской эпопеи».
Родственники приняли меня очень хорошо.
Три первых месяца, пока искал работу, жил у них. Затем снимал комнаты в Москве.
Музыкальный руководитель вокально-эксцентрического квартета «4-Ю» (Четыре Юры) - моя первая работа в Москве. Опять месяцы гастролей – Сахалин, Камчатка, Сибирь, трасса БАМ. Короткие заезды в Москву. И так почти три года. Не то! Не для того я в Москву ехал. С таким же успехом можно было продолжать жить в Ворошиловграде и так же мотаться по гастролям. Это уже было!
Уволился. Опять три месяца без работы.
Наконец, случайная встреча определила мою дальнейшую жизнь – я стал музыкальным редактором Всесоюзного Киноцентра Союза кинематографистов СССР, одновременно музыкальным руководителем театрализованного музыкального кинопредставления «Товарищ кино».
Началась интересная жизнь, о которой я мечтал! Вернее, о которой я и мечтать не мог ! Работа с известными актёрами кино, театра и эстрады, композиторами, режиссёрами.
После восьми лет болтания по съёмным комнатам, наконец, я получил свою - комнату в коммуналке! (1984) Подписи под ходатайственным письмом на имя председателя Фрунзенского райисполкома г.Москвы поставили и Николай Крючков, и Всеволод Санаев, и Лидия Смирнова, и Нонна Мордюкова, и Махмуд Эсамбаев и мой новый друг Коля Караченцов. И «добивали» это дело в различных комиссиях и инстанциях мой шеф, главный режиссёр Ю.Н. Левицкий и зам. директора ВБПК В.С. Марон. Низкий им за это поклон! Счастью моему не было предела - у меня свой угол в Москве! Ведь столько лет я бродил по городу, разглядывал "вечерних окон негасимый свет" и думал - господи, ну неужели среди сотен тысяч этих окон не найдётся хотя бы одно для меня!? Нашлось-таки, через долгих восемь лет, но нашлось!
Благодаря этой работе я приобрёл обширные знакомства. И как результат - написал музыку к нескольким кинофильмам, спектаклям, эстрадным программам. А в двух фильмах даже снялся в эпизодах как актёр!
Ещё через 5 лет путём неимоверных усилий я получил от Союза кинематографистов СССР кооперативную однокомнатную квартиру (1989). Опять помогли все вышеназванные, а особенно Анатолий Владимирович Ромашин, Всеволод Васильевич Санаев и Генеральный директор Всесоюзного Киноцентра Леонид Григорьевич Мурса.
После «всесоюзного развала» работал с Сергеем Жигуновым. Был зам. директора (т.е., его замом) Киностудии «Шанс» на «Мосфильме» до тех пор, пока дома у Коли Караченцова (с которым работал почти 15 лет вплоть до моего отъезда в Италию) не встретил свою будущую жену Галочку.
Теперь опять возвращаюсь к
Богатикову и, соответственно, назад, в конец 70 -тых.
Вновь наши
пути пересеклись через три года, т.е., в 1976 году.
Приезжаем
мы как-то с квартетом «4-Ю» в город Макеевку
(Украина, Донецкая
область) на
празднование
300-летия города.
Концерт проходил на стадионе. Участвовало много артистов из Москвы и Киева. И вдруг, нос к носу, сталкиваюсь с Богатиковым. Он очень обрадовался встрече. Вот, даже сфотографировались.
На стадионе в Макеевке.(слева – Юрий Диктович) 1976 г.
( Здесь же я, кстати, встретился и с ....В.В. - Владимиром Васильевичем Шевченко. После своей громкой отставки с поста Первого секретаря Ворошиловградского обкома его перевели на работу в город Артём Донецкой области - экономическим директором комбината «Артёмуголь». Мы коротко, но очень тепло пообщались. Он всё помнил. Спросил о родителях, о моих делах, о новых песнях. Попросил, если в Москве выйдет пластинка, не забыть прислать ему – он мой горячий поклонник.)
Я рассказал Юре, что я уже сейчас живу в Москве. Юра, в свою очередь, поведал о своей жизни в Ялте - его там все любят и уважают «...не то, что в Ворошиловграде». Сказал, что часто бывает в Москве и, обычно, останавливается в одном и том же номере в гостинице «Москва». Мы договорились встретиться в столице. Я дал ему номер телефона квартиры, где снимал комнату, а он мне номер телефона администратора гостиницы, его знакомой, которая всегда знает «график» его приездов в Москву.
Скорой встречи в Москве у нас не получилось, ибо я, как уже говорил, работая с квартетом «4-Ю», всё время мотался по дискомфортным просторам нашей необъятной родины, и моё краткое пребывание в Москве никак не совпадало с приездом Богатикова.
Наконец, я ушёл из «4-Ю» и осел в Москве в поисках новой работы (1979).
Однажды увидел афишу, извещавшую о концерте Богатикова.
К этому времени он стал уже очень популярным. День и ночь его крутили по радио, продавались пластинки, он не вылезал из «ящика» (телевизора). Даже был ведущим телепередачи на ЦТ «Песня остаётся с человеком» (или что-то вроде того, сейчас уже не помню точно).
Я позвонил в гостиницу «Москва». Администратор дала мне номер его телефона. Юра очень обрадовался моему звонку и пригласил немедленно приехать, если я, конечно, могу. Естественно, я мог - ведь я был без работы!
Приехал. Богатиков был в очень хорошем настроении. Заказал в номер обед. Много рассказывал о своей «непростой» жизни. Вспоминал о нашей совместной работе в Ворошиловграде, расспрашивал о знакомых. Сказал, что я «кусочек его юности» и даже позвонил в Ялту Лале и дал мне трубку.
Затем спросил о моей жизни. Мой же рассказ уместился в одно предложение и был полным контрастом к его «звёздной» жизни – работы нет, живу в съёмной комнате на окраине Москвы. Но рассказал я всё это весело, отнюдь не жалуясь и твёрдо веря, что трудности эти временные и скоро моя жизнь в столице наладится.
Тот первый вечер закончился на квартире у А.Н. Марчука (помните – мы с ним познакомились в Египте, Пахмутова – «Марчук играет на гитаре»?), куда мы были приглашены на пельмени. Алексея Николаевича к тому времени уже перевели из Братска, где он работал главным инженером «Братскжелезобетонстроя», на работу в Москву, в ЦК КПСС. Была веселая замечательная компания, среди гостей и Александра Николаевна Пахмутова.
Надо сказать, что Юра пытался мне помочь. Таскал меня повсюду за собой, знакомил с разными людьми. Однажды повёз на край Москвы к кому-то на квартиру. Там был «сабантуй». Я толком так и не понял, куда я попал. Юра мне объяснил, что от этих людей зависит, покажут тебя завтра по телевизору или нет. Меня он представил как молодого и талантливого композитора, но это абсолютно никого не интересовало, и все продолжали шумно выпивать и закусывать, не обращая внимания «…на этих глупостей» (это я спёр у Бабеля). Возил ещё по разным местам, но результатов это никаких не давало. Пробить «московскую броню» было очень непросто. Кто-кто, а Юра это хорошо знал.
И тем не менее, действительно, вскоре моя жизнь в Москве стала постепенно налаживаться. Я нашел работу, о которой и мечтать не мог - в Союзе кинематографистов СССР. Юра по прежнему часто бывал в Москве, и мы продолжали общаться.
Как-то он проговорился, с лёгким раздражением, что вот и София Ротару переехала в Ялту, и теперь там с ней «...все носятся!»
Я понял - заревновал Юра. То он был королём в Крыму, один такой известный и популярный, и всё внимание было только ему. А теперь все переключились на Ротару, а Юра, уже, как бы, свой. И ему стало несколько дискомфортно от этого соседства.
Помню, ещё в Ворошиловграде он очень ревниво относился к Галине Мурзай, которую" вытащили" из сельской художественной самодеятельности и всячески продвигали. Она вскоре после Юры получила звание «заслуженной» а затем и «народной». Он с ней вообще никак не общался, а при упоминании её имени у него портилось настроение.
И забегая много вперёд, думаю, что, наверно, его очень задело то, что юбилей Ротару был отмечен с таким размахом на государственном уровне. И более того, ей присвоили звание Героя Украины! А его 70-летие прошло тихо и без особых торжеств. Конечно, неприятно! Может быть, и это ускорило его уход? Кто знает...
Однажды Юра поинтересовался, нет ли у меня чего-нибудь новенького на гражданскую тему. У меня была одна песня, которую неудачно спела Галина Мурзай на Всесоюзном конкурсе в Москве и после этого она нигде не исполнялась. Я сказал Юре, что как раз с моим другом Юрием Диктовичем (в то время один из артистов квартета «4 - Ю», а сегодня - директор Евгения Петросяна) мы написали песню «Женская верность» и тут же её показал. Естественно, здесь я его немного слукавил. Ибо, если бы он узнал, что песня уже исполнялась, да ещё и Мурзай, то не стал бы её даже и слушать. А так... уже через 15 дней он пел её в концерте на Всесоюзном торжественном заседании по случаю Дня Советской армии в сопровождении Образцово-показательного оркестра Министерства обороны СССР.
А ещё Юра был большой мастер по разговорной части.
Поговорить любил – хлебом не корми! Он много читал, в разговоре часто использовал мысли и цитаты разных «великих». Много рассуждал о человеческих ценностях, о смысле жизни, о преимуществе капитализма над социализмом. Буквально, не было тем, на которые он не мог бы обстоятельно порассуждать и сделать единственно правильный вывод. И в концертах он обожал «пофилософствовать». Иногда эти междупесенные лекции настолько затягивались, что мы, музыканты, уже начинали себя чувствовать, как-то, неудобно от такого длительного бездействия на сцене. Он буквально завораживал слушателя своей мягкой доверительной манерой и приятным тембром голоса. И люди, слыша его первый раз, буквально сходили с ума – «Ну это ж надо, так поёт, да ещё и как говорит! Какая умница!» И уж если кому-нибудь нужно было «запудрить мозги», то делал он это «на раз». Я много раз был этому свидетелем.
Среди своих он сочно использовал в речи «ненормативную лексику». Но, ей богу, в «его исполнении» это звучало вовсе не похабно, а наоборот, русская речь приобретала свой особый, «богатиковский» колорит.
Помню, как мы с ним гуляли по Каиру.
(Это была неделя советско-арабской дружбы, и мы входили в состав официальной советской делегации. Декабрь 1970 года).
Египет в то время находился в состоянии войны с Израилем. Стёкла окон были заклеены полосками бумаги на случай бомбёжки, а важнейшие объекты города были обложены мешками с песком и охранялись солдатами. Нас разместили в шикарном отеле «Амар Хаям» на острове, разделённом двумя рукавами Нила, что в центральной части Каира. Нам с Юрой дали на двоих домик, так называемый, «бунгало», расположенный в изумительном саду на берегу реки. Чтобы попасть из отеля в центр Каира, мы должны были перейти через Нил.
Мост охранялся. Но что это была за охрана! Цирк! Два солдата в обмотках (ну точно как наши в гражданскую войну, только вместо фуражки – чалма) мирно подрёмывали под ленивым декабрьским солнцем (было тепло, + 23).
Увидев эту картину, Юра остановился и стал шумно возмущаться, многоэтажно вспомнив «их матерей», некоторые особенности их неправильного телосложения и проблемы с воинской дисциплиной.
Один солдат нехотя открыл глаза, и увидев перед собой двух «белых» в одинаковых костюмах с гербом СССР на груди (вся делегация была одета в одинаковые костюмы), лениво встал с ящика. Положил свою античную винтовку прямо на землю, и стал что-то доброжелательно «калякать» на своём тарабарском языке, тыкая пальцем в наш родной герб. Из всей его абракадабры понятными для нас были только два слова - «арабия» и «советия».
Советский Союз поддерживал Арабскую Республику Египет в борьбе против израильских агрессоров, и мы догадались, что он говорит какие-то тёплые слова по поводу великой дружбы наших народов.
Юра продолжал развивать мысль в направлении, почему наши арабские друзья неминуемо должны проиграть евреям.
Затем, как заправский старшина, принялся обучать арабского раздолбая воинской дисциплине.
Но у меня просто "отвисла челюсть", когда солдат беспрекословно отдал Юре свою винтовку, и тот стал ему, на полном серьёзе, показывать, как надобно стоять на посту и правильно держать оружие. Солдат с большим удивлением смотрел на Юру и всё время кивал головой.
Когда «урок» был закончен, мы тепло попрощались и двинулись дальше.
Солдат проводил нас благодарным взглядом и как только мы сделали несколько шагов, опять положил винтовку на землю и уселся дремать на ящик. Юра вновь разразился гневной «забористой» речью по поводу боеготовности арабской армии и выразил сомнение в целесообразности советской помощи нашим арабским братьям, мол, «...всё равно просрут!»
Эх, заснять бы эту сцену на видеокамеру! Но тогда, в 1970, какая видеокамера!
Естественно, во время гастролей случались и разные курьёзные случи. Рассказать обо всех, конечно же, невозможно. Да сейчас я многое уже и не помню. Но один концерт запомнился мне надолго.
Прилетаем мы в Ворошиловград (точно уже не помню после каких гастролей) и нас прямо из аэропорта везут на концерт. Мероприятие проходит в новом здании драмтеатра, которое, буквально, только-только сдали. Всё пахнет свежей краской. Не все двери закрываются, не все лампочки горят, не все розетки работают. Ну, словом, сдавали срочно и впопыхах, и недоделок - куча!
Когда мы приехали, концерт уже заканчивался.
У нас уже не было времени на подготовку и
установку аппаратуры, поэтому мы решили отыграть не полным
составом, а втроём, т.е., рояль, контрабас и ударник («тройник»)
Перед нами выступал филармонический симфо-джаз и
сразу после него должен был идти Богатиков.
Симфо-джаз
закончил
своё выступление, занавес закрыли буквально на
пару минут и мы стали
быстро
занимать свои места на сцене.
Пианистка симфо-ждаза успела мне сказать только два слова:
- Рояль - ужас!
Я не очень
обратил внимание на её слова, ибо
зачастую инструменты на площадках встречались не в лучшем
состоянии, и я уже привык к плохим роялям. Но в этот раз ...
Объявляют Богатикова, я начинаю играть
вступление к очень популярной и знаменитой в те годы песне Яна
Френкеля на слова Расула Гамзатова «Журавли».
Первые же
звуки вызвали у меня шок - стала звучать полная ахинея,
сопровождаемая какими-то скрипами и
хрипами и стали
массово
западать
клавиши.
Меня прошиб холодный пот!
Я стал метаться по клавиатуре, пытаясь найти хоть что-нибудь, напоминающее звук рояля. Бедный Богатиков посмотрел на меня таким взглядом, который я не могу забыть до сих пор! Лучшим комикам всех времён и народов не удавалось так сыграть в самых известных своих ролях! Музыканты тоже не понимали, что происходит и полными ужаса глазами смотрели на мои судорожные дёргания за роялем.
Наконец, всем стало ясно, что на сцену поставили новенький блестящий чёрный ящик, который привезли накануне концерта и даже не удосужились проверить и подготовить к работе! Прямо как получили со склада, распаковали, вкрутили ножки, натёрли до блеска, так и поставили на сцену! И всё! Даже забыли присобачить педаль!
Бедный Юра пытался угадать тональность и попасть в ритм. Но ни того ни другого не было!
Даже партейные товарищи, сидящие в зале и ничего не понимающие ни в роялях ни в тональностях, начали догадываться, что на сцене что-то не так!
В конце концов, Богатиков изловчился и запел.
Пел как
мог, «гуляя» по тональностям и сокращая до минимума паузы между
музыкальными фразами. И
единственная моя задача состояла в том, чтобы не сбить его
окончательно! Поэтому, найдя несколько терпимо звучащих
клавишей, я,
время от времени, «подвякивал», стараясь
создать хотя бы приблизительную иллюзию музыки.
К концу песни у меня вдруг начался приступ смеха
и мне стоило больших сил сдерживаться и не рассмеяться в полный
голос.
Мои музыканты тоже давились от смеха. А бедный Юра «рожал» замечательную песню в неимоверных муках и от злости и напряжения сделался бордовым как свёкла.
Наконец этот ужас закончился! Да, но впереди ещё три песни!
Юра печально посмотрел на меня.
Я развёл руками и показал на «рояль», мол, что я могу поделать!
Еле сдерживая раздражение, Богатиков обратился к залу:
- Ну что б вам такое спеть...ну чтоб... под один контрабас!
Кое-как «исполнили » ещё одну песню, после чего Богатиков досрочно закончил своё выступление и стремительно ушёл за кулисы.
Скандал после концерта был страшный.
Прибежали всякие начальники. Некоторые даже пытались на меня кричать, мол, почему я не проверил рояль перед концертом. Я объяснял, что не только перед , а даже во время начала концерта мы ещё находились в самолёте. А если бы даже я и проверил, то всё равно было бы уже поздно. На ремонт и настройку этого инструмента, сильно пострадавшего при транспортировке, нужно было бы не меньше суток, а то и двух! Да и, извините, проверять инструменты в драмтеатре это не моя обязанность.
Ну потом, слава Богу, разобрались. В результате директору театра был объявлен выговор.
Вот такой случился у нас «необыкновенный концерт» в новом здании драмтеатра.
Ещё хочу вспомнить некоторые типичные случаи Юриной «трепливости».
Дай бог памяти, кажется, год 1982. Лето, жара.
Я живу в самом центре Москвы в знаменитом композиторском доме, снимаю комнату (помог Арно Арутюнович Бабаджанян, с которым у меня были очень тёплые отношения). Дом опустел, собственно, как и вся Москва, – все разъехались по отпускам, выехали на дачи. Моя хозяйка уехала к родственникам в Баку на 2 месяца.
И я в отпуске. Но никуда не еду, ибо крупно повезло – наконец-то меня пригласили написать музыку к художественному кинофильму («Люблю. Жду. Лена» реж.Сергей Никоненко). Это была моя первая работа в кино и относился я к ней весьма ответственно и трепетно.
Сижу один, в тишине, слава богу, никто не мешает, и кропаю партитуру.
Но тихая радость творчества продолжалась всего 5 дней.
Вдруг звонок. Поднимаю трубку - Юра:
- Хорошо,
что я тебя нашёл, а то Москва пустая... - тра-та-та, ля-ля-ля,
фа-фа-фа.… - Ну, в общем, есть дело. Ко мне обратился горком
партии города Славянска Донецкой области, где я являюсь почётным
гражданином, с просьбой записать пластинку к юбилею города. Я
рекомендовал тебя как композитора. Давай, срочно делай, они
хорошо заплатят!
Вот тебе и на! То месяцами ничего, а то сразу и кино и песни! И
всё срочно!
Ну, ничего, как-нибудь справлюсь, впереди
ещё 20 дней отпуска!
Я согласился и попросил дать мне тексты. Но Юра сказал, что до
текстов дело пока не дошло и что «...нам всем нужно встретиться
и всё обсудить». Я не понял, кому «нам всем» и что обсуждать?
Дайте мне тексты, и я начну работать! Но Юра настаивал на том,
что встреча необходима. Более того, оказывается, что на эту
встречу нужно ехать в этот самый Славянск - там меня,
оказывается, ждёт комиссия по празднованию юбилея города во
главе с 1-вым секретарём горкома (!?) Мы все вместе должны
обсудить «концепцию» пластинки, наметить темы и характер песен,
а также, я должен заключить договор и получить аванс.
Я совершенно
не понимал, зачем мне нужно ехать чёрт знает куда на обсуждение
каких-то концепций! Мне нужно писать музыку к фильму, у меня
совсем нет времени! Но Юра продолжал меня
«убаюкивать» - что и он там будет, и что приедет известный
поэт из Киева, и что это буквально на один-два дня, и т.д.
и т.п.
Ну, короче, - уболтал!
Мы
договорились, что завтра он уезжает в Киев, а через 3 дня
позвонит мне уже из Ялты и конкретно скажет о дне сбора в
Славянске.
Прошло три
дня, и четыре, и пять – звонка нет!
Я,
откровенно говоря, не очень-то и печалился, вернее, даже
обрадовался. Я был очень увлечён работой над музыкой к фильму и
продолжал себе спокойно работать.
Как вдруг
звонок. Междугородный.
Телефонистка сообщила, что меня вызывает Славянск.
В трубке
раздался щелчёк и милый женский голос представился – Гертруда
Ивановна, секретарь Славянского горкома партии по идеологии.
Сообщает,
что её попросил мне перезвонить Юрий Иосифович Богатиков:
встреча назначена на такой-то день. Все приезжают и, конечно же,
обязательно ждут меня.
Ну что ж,
дело, вроде солидное, надо ехать!
Рассчитываю – день туда, день там, и день обратно - три дня.
Ладно уж, пожертвую. Всё-таки, заключу договор и получу какие-то
деньги. И, заодно уж, придётся «обсудить концепцию».
Сажусь в
поезд, приезжаю в Славянск.
Встречает
меня Гертруда Ивановна. Сразу меня «радует»: к сожалению, Юрий
Иосифович немного задерживается и приедет или завтра вечером,
или послезавтра утром.
Так,
начинается! Как чувствовала моя душенька!
На чёрной
«Волге» везут меня в горком. Знакомлюсь с Первым секретарём.
Дальше
Гертруда Ивановна мне сообщает, что ввиду жаркой погоды, меня
решили разместить за городом, в шахтёрском доме отдыха, на
берегу реки Донец. Там и питание, и отдых, и тишина...
Как вы,
наверное, уже догадываетесь, ни завтра, ни послезавтра Юра так и
не приехал.
Каждый день мне звонила из
города Гертруда Ивановна и сообщала, что «...Юрий Иосифович
приедет завтра».
Я уже
покорился судьбе, загорал и купался... А что мне ещё
оставалось! Единственно, жалел, что не взял с собой партитуру,
здесь бы хорошо работалось. Ну кто же знал! Я ведь ехал на пару
дней, туда – назад!
В общем, проотдыхал
я таким образом пять дней.
На шестой
Гертруда Ивановна шестой раз извинилась, и сообщила, что «...к
сожалению, Юрий Иосифович вообще не сможет приехать - у него
какие-то непредвиденные обстоятельства. Всё переносится. Но я
могу здесь оставаться и отдыхать сколько хочу».
Я
поблагодарил и попросил сегодня же отправить меня в Москву.
Объявился Юра, где-то, месяца через два. Как всегда, неожиданно. Он всегда появлялся и исчезал неожиданно. Позвонил как ни в чем не бывало! Общий трёп, ля-ля-тополя... Ни слова о «летней эпопее» в Славянске! Я всё-таки его спросил, но он быстро «замял» эту тему, отделавшись одним предложением, мол, «...что-то там не состыковалось и пока надо подождать», и дальше резко сменил тему.
И ещё раз, я чуть было не попался на его удочку.
Опять лето (это уже года через два). Опять жарко. Опять на отпуск удалось получить большую композиторскую работу - написать музыку к новому эстадному спектаклю Шурова и Рыкунина (были такие очень популярные артисты в 70 - 80 -х годах, работающие в жанре сатиры. Старшее поколение их хорошо знает ) Сижу, пишу музыку. Звонок. Юра:
– Привет, что делаешь?
Рассказываю.
- Есть предложение поработать!
Я насторожился - уж не в Славянске ли?
А суть предложения на этот раз была такова – поехать на месяц август в Крым, написать для Юры несколько новых песен и поработать с ним в концертах по городам побережья. Заплатят хорошо и за песни и за концерты. А заодно, покупаюсь в море и пообщаемся – «...ведь жизнь-то проходит!»
Что ж, замечательное предложение! Ну, думаю, это он мне хочет компенсировать "славянский" принудительный отдых.
Что дальше? Всё то же - Юра уехал и пообещал позвонить буквально через три дня - надо переговорить с директором филармонии.
Естественно, никаких звонков не последовало.
Я позвонил сам.
По тону почувствовал, что застал его врасплох. Юра сказал, что директора нет на месте, и приедет он только послезавтра, и как только он приедет, так сразу он с ним встретится, и чтобы я не беспокоился, он всё помнит, и как только - так сразу и т.д. и т.п.
Я уже понял, что это предложение можно смело отнести к разряду «Славянск-2» и оставил эту тему в покое. И не ошибся - Юра так и не позвонил.
Очень я не расстраивался, ибо композиторская работа на лето у меня была, да и «славянский» опыт меня закалил.
Продолжение на странице 6