Давно не бывал я в Донбассе…
( Кое-что из прожитого...)
3
На следующий день я вновь пришел в филармонию. Богатикова не было, музыканты вяло репетировали. Прождал его минут сорок.
Уже хотел уходить, как вдруг он появился, попросил музыкантов сделать перерыв и выйти из комнаты. Пригласил меня сесть и начал подробно расспрашивать, чем я занимаюсь, что собираюсь делать в жизни дальше и т.д. и т.п. А затем вдруг предложил … стать музыкальным руководителем его ансамбля! Я чуть со стула не съехал! Ожидал чего угодно, но только не этого! Я сказал, что с удовольствием бы, но как? Я же студент 2-ого курса института, целыми днями сижу на лекциях! Богатиков предложил мне подумать о переходе на вечернюю или заочную форму обучения. Я помчался домой.
Родители были категорически против: заочно - это не учёба! Сначала нужно "нормально" окончить институт, а затем уже могу делать что захочу. Но моя-то душа рвалась на сцену! Я уже мысленно был с Богатиковым и готов был бросить всё! Какой там институт, гори он синим пламенем! Такие предложения делают один раз в жизни!
Но родители были непреклонны – сначала диплом, потом «свободное плавание». И их можно было понять - по-своему, они были правы! В то время, для того чтобы успешно существовать, необходимо было иметь диплом о высшем образовании и партбилет. Иначе ни о каком продвижении не могло быть и речи! Поэтому все лезли в институты. В любой, в какой угодно, лишь бы иметь диплом о высшем образовании, а там видно будет!
Поразмыслив, я додумался до совершенно авантюрной идеи - попросить ректора института Всеволода Григорьевича Пичугина предоставить мне «свободное посещение лекций». Я знал, что некоторые студенты-спортсмены, выступающие за область, имели такую негласную привилегию. Я активно участвовал в студенческой самодеятельности, был зам. комсорга факультета и поэтому ректора знал лично. Кроме того, поскольку мой отец работал в облисполкоме начальником отдела, с ректором он был немного знаком - встречались на различных мероприятиях.
Но
Всеволод Григорьевич был человек суровый, продукт своего
времени - бывший обкомовский работник, человек железной воли
и стальных заявлений. Кстати, ВГПИ – Ворошиловградский Государственный Педагогический Институт,студенты
расшифровывали по-своему – Всеволода Григорьевича ПичугинаИнститут.
Подступиться к нему было ох как не просто!
И
помог «его величество случай» - получилось всё совершенно
неожиданно и очень смешно.
Как-то
мы дурачились в комнате комитете комсомола института (она
находилась рядом с его приёмной). За мной кто-то
погнался и я, рванув дверь, с размаху вылетел прямо… в
объятия ректора, который, (это ж надо!) именно в этот
момент проходил по коридору с несколькими преподавателями и
проректором.
Я
совершенно обалдел, да и он, судя по всему, тоже.
От
неожиданности, ректор вдруг гаркнул на меня - Ты
что это!?
И я,
совсем ничего не соображая, вдруг, ни с того ни с сего, и
ляпнул - Хочу
поговорить с Вами! Пауза.
Немая сцена. Все замерли, ожидая гневных тирад уже
пришедшего в себя «вседержителя». Но
на удивление, гнева не последовало. Совершенно мирным тоном ректор предложил
мне зайти к нему после третьей пары и проследовал дальше по
коридору.
Я поднялся в приёмную, как и было велено, после третьей пары. Секретарше сказал, что Всеволод Григорьевич пригласил меня для разговора. По внутренней связи она доложила о моём приходе и затем пригласила пройти в кабинет.
Ректор сидел в своём просторном кабинете в полумраке, за большим столом, заваленного кипами бумаг, и что-то читал. Свет от зелёного абажура сталинской настольной лампы делал его лицо зловеще серым, прямо как у Кощея Бессмертного! На меня – ноль эмоций!
Я остановился посреди кабинета и стал ждать.
Наконец он дочитал, поднял на меня свои уставшие глаза и строго спросил:
- Ну что там у тебя?
Я с энтузиазмом принялся ему рассказывать о своих «композиторских успехах» и, в связи с этим, о предложении Богатикова.
Он равнодушно слушал, глядя прямо на меня непроницаемым взглядом. Дождался, пока я закончу свой радостный рассказ, и вновь строго спросил:
- И чего же ты от меня хочешь!?
Преодолевая себя, я еле выдавил:
- Свободного посещения лекций.
Всеволод Григорьевич явно не ожидал от меня такой наглости и тут уж выдал по "полной программе". И о совести моей, и о помутившемся моём рассудке, и прочих недостатках, мешающих мне адекватно оценивать происходящее. Короче, он просто выгнал меня из кабинета.
Все последующие дни я пребывал в припаршивейшим настроении!
Терялся в мыслях - как мне дальше жить и что делать. Ох, как же мне хотелось к Богатикову! Я ведь уже вкусил плоды славы! Боже, как они сладки! Сцена, музыка, успех, цветы, аплодисменты! Ну, разве можно всё это сравнить с сидением на скучных лекциях по марксистско-ленинской философии или истории КПСС, которыми нас «затрахивали» до потери сознания! Нам ведь так и говорили: – «Ты можешь быть гениальным музыкантом, но это никого не интересует. Самое главное - это общественно-политические науки. Не сдашь - из института вылетишь!» И это на музыкальном факультете!
Но тут подоспели ноябрьские праздники и Богатиков снова предложил мне выступить с ним в концерте – после праздничного городского заседания. И опять был успех! И опять В.В. после концерта пригласил Богатикова и меня в комнату президиума и горячо благодарил. А ещё попросил меня написать что-нибудь новенькое. Вокруг нас было много руководителей города и области, которые, по примеру "старшего товарища", подходили к нам, пожимали руки и тоже всячески выражали своё восхищение. И вдруг в дальнем углу я замечаю... моего родного ректора! Он тоже здесь - ведь он член обкома! Он тепло улыбается - он видел мой успех в концерте и сейчас наблюдал, как В.В. лично жал мне руку и восторженно благодарил.
И вот на следующий день, 7 ноября, я был обязан, как и все студенты, явиться на праздничную демонстрацию. Общий сбор был назначен в 8 утра у института.
Я уже не смог пройти через центр города – всё было перекрыто милицией и мне пришлось петлять по окружным улицам и дворам и даже продираться через кладбище! (Раньше на том месте, где сегодня находится парк, Областная библиотека, гостиница «Луганск», ресторан «Перник», универмаг и жилой дом, было кладбище.)
Естественно, я немного опоздал и старался, во избежание замечаний, как можно незаметнее пробраться к своему курсу. Но незаметно не удалось - прямо у входа в институт, миновать который я никак не мог, стоял ректор со свитой. Правда, стоял ко мне спиной. Я попытался прошмыгнуть мимо, но он вдруг обернулся. Мне ничего не оставалось, как поздороваться и поздравить его со светлым праздником Великого Октября. Он, на удивление, живо откликнулся, поздравил меня взаимно (!) и затем, как бы невзначай, добавил:
- Ты там, кажется, что-то хотел. Зайди ко мне после праздников.
Вот это поворот! О чём это он?!
В первый же рабочий день я и явился.
Всё было точно так же, как и тогда, в тот злополучный день – полумрак, куча бумаг на столе, зелёная лампа, и что-то читающий ректор.
Я поздоровался. Он медленно поднял голову, затем опять опустил, и уже не глядя на меня, произнёс:
- Ну, что ты там хотел?
Я опять за своё:
- Прошу разрешить мне свободное посещение лекций.
Далее ректор без паузы:
- Пиши заявление.
Совершенно оглушенный так внезапно свалившимся на меня счастьем, я выскочил в приёмную. Попросил у секретарши бумагу и ручку, нацарапал прошение и снова к нему в кабинет - скорей, пока не передумал! Кладу прямо ему на стол. Он мельком прочитал, тут же подписал и вернул мне со словами:
- Смотри, не сбейся с пути!
Господи! Неужели это не сон? Я как на крыльях понёсся на факультет. Сразу к декану (Поляков В.Е.), сообщил, что мне разрешено свободное посещение лекций. Декан посмотрел на меня как на больного, переспросил ещё раз, чтобы убедиться, что не ослышался. Затем бросил – «Подожди» и пулей вылетел из кабинета - побежал к ректору. Минут через пять вернулся, посмотрел на меня туманным взором и изрёк:
- Да… Чудны дела твои, господи! Ну, давай-давай!
Я рванул домой и сразу позвонил Богатикову. Он обрадовался, кажется, не меньше, чем я и сказал, что завтра ждёт меня в филармонии в 10 утра.
На следующий день он представил меня директору филармонии – Шистко Виктору Алексеевичу, старому партийному волку, который за какие-то грехи был переброшен из обкома партии на «укрепление культуры» в филармонию. Судя по всему, "мой вопрос" Богатиков с ним уже согласовал. Виктор Алексеевич поздравил меня с началом работы в областной филармонии и коротко рассказал, чего от меня ждёт родина на новом поприще. Также сообщил, что для начала мне присваивают вторую категорию солиста-инструменталиста и за концерт я буду получать, учитывая все надбавки и аммортизацию моего личного концертного костюма, аж 11руб. 50 коп.! Затем Богатиков привёл меня в репетиционную комнату и уже официально представил музыкантам как нового музыкального руководителя.
Хочу отметить, что в те годы творческий состав Ворошиловградской филармонии был достаточно сильным. И кроме Богатикова, были и ещё несколько артистов, которые также могли бы претендовать на московскую сцену. Это и исполнительница народных песен Галина Мурзай, обладательница очень красивого, тёплого и мягкого голоса. К тому же и красивая женщина. Впоследствии я работал музыкальным руководителем её коллектива, а после моего переезда в Москву, помогал ей на Всесоюзном конкурсе артистов эстрады, где она пела мою песню «Женская верность» на слова Юрия Диктовича.
И Джульетта Якубович – великолепное колоратурное сопрано. Когда она пела «Ой пiду я межи гори» или «Бескозырку», я всегда замирал от восторга. Очень ей благодарен, что она замечательно спела одну из моих первых песен «Весняне мiсто» на слова Геннадия Довнара. Уверен, если бы этим артистам удалось «раскрутиться», то и они бы заняли достойное место во всесоюзном эфире. Но пробиться удалось только Богатикову.
Также хочу отметить и замечательного мастера художественного слова Владимира Калашникова. Удительно разносторонний артист, который с одинаковым успехом читал и украинские юморески и прозу украинских классиков. Особенно мне запомнился в его исполнении отрывок из романа Ярослава Галана «Гори димлять». Очень любил я и наш симфонический оркестр. Часто ходил на его концерты, а иногда и сидел на репетициях. Узнал много интересных произведений из классического репертуара и услышал выдающихся музыкантов, приезжавших на гастроли в Ворошиловград и выступавших с оркестром.
Словом, я с удовольствием окунулся в новый для меня мир. И потекли мои филармонические дни. Я начал входить в репертуар. Музыканты меня приняли нормально, никаких проблем не было.
Вдруг, буквально через три дня мне вечером домой звонит Богатиков и говорит, что через неделю мы снова обслуживаем концертом какое-то областное совещание и В.В. хочет, чтобы я написал песню на стихи Ярослава Смелякова «Постелите мне степь». Он очень любит эти стихи и хотел бы, чтобы уже на этом концерте эта новая песня была бы исполнена. Я понятия не имел, что это за стихи и где их взять. Богатиков пообещал помочь в поисках текста.
Спустя час он перезвонил и продиктовал пару куплетов, которые ему далось у кого-то узнать. Я тут же сел писать и утром уже играл новую песню Богатикову. Ему понравилось. Через неделю песня уже звучала в концерте. И опять был успех! Все были счастливы, особенно В.В..
Так, постепенно, я начал втягиваться в артистическую жизнь.
Ноябрь (1970 г.) прошел умеренно – несколько концертов в области. Гастрольная поездка по Украине была запланирована только на конец января 1971 года, ибо в декабре Богатиков с ансамблем должен был ехать в Египет в составе официальной советской делегации. Я в эту поездку уже никак не попадал, потому что документы на выезд были у всех оформлены ещё два месяца назад.
( При советской власти выехать за границу простому человеку было почти невозможно. Оформление документов на выезд являлось делом весьма непростым и хлопотным, и занимало несколько месяцев. Это и заполнение многочисленными подробных анкет, получение характеристик-рекомендаций, написание подробнейшей автобиографии, прохождение унизительных инструктажей в райкомах, различных комиссиях ветеранов партии, в «компетентных органах» о том, как советский человек должен вести себя за границей )
Кроме того, Богатикову разрешили взять в поездку не больше четырёх музыкантов.
Я, конечно, завидовал им белой завистью, ибо, попасть в Египет в те годы, это было из разряда чудес. Это сегодня – были бы деньги, плати и поезжай куда хочешь! И, наверное, нынешнему поколению трудно себе представить нашу тогдашнюю советскую жизнь. А рассказывать о ней подробно - это нужно писать отдельную толстенную книгу. Я же перед собой такую задачу не ставлю, поэтому обозначаю многие аспекты той жизни пунктирно, только лишь в связи с конкретными событиями в моей жизни.
И вот, когда до отъезда оставалось буквально 5 дней, меня срочно вызывают в филармонию. Говорят, что у пианиста ансамбля что-то не в порядке с документами и ему не дают разрешение на выезд. Вместо него в Египет еду ... я.
В услышанное невозможно было поверить! Да я и не поверил! Прекрасно зная наши суровые порядки, я был уверен, что за такой суперкороткий срок невозможно оформить кучу документов. Поэтому и заполнял, и писал, и фотографировался без всякого энтузиазма. К вечеру того же дня всё было сделано (кроме фотографий – их пообещали напечатать только к обеду следующего дня.) Директор филармонии заверил, что с оформлением документов проблем не будет (?!) и чтобы я готовился к поездке. Ну, раз тов. Шистко так говорит, значит знает! И действительно, через два дня я получил новёхонький зарубежный паспорт. Вот как, значит, всё можно сделать и за два дня, когда нужно!
Я, конечно, понимал, что такое безмерное доверие властей связано с моими последними композиторскими успехами. Да и отец мой был человеком известным – работал в облисполкоме начальником 2-ого отдела, и, к тому же, ещё и был секретарём парторганизации аппарата облисполкома.
Тут уж, конечно, до меня постепенно начало доходить, - а ведь я действительно еду в Египет! От этой радостной мысли у меня у меня сердце выпрыгивало из груди! Единственно, пианист, которому не дали разрешение на выезд, обозлился на меня: мол, понятно, – «…у меня папа большая шишка и, естественно, пропихнул своего сыночка за бугор!»
Пребывание в Египте я описывать не буду – это отдельный рассказ. Скажу только, что эта совершенно фантастическая поездка была большим событием в моей жизни и дала мне очень многое и для познания жизни, и для приобретения опыта работы музыканта. Кроме Богатикова, мне пришлось ещё аккомпанировать и другим участникам концертной группы – оперным и народным певцам, танцевальным и цирковым номерам.
Египет – на пирамидах. (декабрь1970 г.)
Слева направо: музыканты ансамбля - Геннадий Залинов и Николай Зеленский, Юрий Богатиков и я.
Возникли и новые интересные знакомства. А с Алексеем Николаевичем Марчуком, (тем самым Марчуком, которого прославила Александра Пахмутова в своей песне «Марчук играет на гитаре») замечательным человеком, его очаровательной супругой Натальей Петровной и всей его большой и дружной семьёй я, а теперь и моя жена Галя, поддерживаем дружбу до сих пор, вот уже почти 45 лет!
По приезде из Египта я ходил королём! Рассказывал друзьям о своих заморских впечатлениях и иногда и сам сомневался - а правда ли я там был? А может, всё это мне приснилось?
Дальше потекли мои артистические будни.
Продолжение на странице 4