Радик Гареев
в театрализованном кинопредставлении "Товарищ кино"
Глава из книги воспоминаний о Радике Гарееве "Печаль моя светла"
4
Обычно прогон длился часов до четырёх-пяти. Потом все неслись в гостиницу "почистить пёрышки" и опять в зал. Представление начиналось в восемь вечера. А в следующие два дня, - субботу и воскресенье, - мы давали по три представления в день - в 12, 16 и 20 часов. Выматывались прилично!
Сначала в репетиционной суматохе на Радика никто не обратил особого внимания.
Начался прогон. Он вышел на сцену вместе с именитыми участниками пролога.
Я сидел на балконе за звукорежиссёрским пультом, вёл пролог и одновременно наблюдал в бинокль (расстояние до сцены приличное) за лицами исполнителей. Сцена была затемнена, сзади "работал" огромный киноэкран. Мощные "пушки" освещали только того актёра, который в данный момент говорил или пел. Закончив свою часть текста, актёры с интересом поглядывали на "новенького".
Мне показалось, что Радик немного нервничал. Он стоял в полумраке у своего микрофона, сосредоточенно смотрел на экран - боялся пропустить своё вступление, шевелил губами. Наверное, повторял текст песни.
Наконец, актёры прочитали последнее четверостишие, я поднял ручку микшера вверх и музыкальное вступление к песне зазвучало на полную мощь. На Радика дали полный свет и все взоры обратились к нему.
Спел он блестяще! Стоявшие на сцене актёры и все, кто сидел в зале зааплодировали - редкий случай! Сразу подошли к нему, стали что-то говорить. Радик сиял!
Вечером всё прошло великолепно. В ярких лучах света он стоял такой красивый, подтянутый, в чёрном костюме с "бабочкой" и со своей неповторимой улыбкой принимал щедрые аплодисменты благодарного четырёхтысячного зала.
В "Сюите Дунаевского" во втором отделении замечательно спел дуэт с Долиной. Вобщем, состоялось, УРА !!!
"Своим" он стал сразу, полюбили его все. Да и разве могло быть иначе?
Удивительная скромность, деликатность, лёгкость, понимание "тонких материй", желание всегда и всем помочь, во всём поучаствовать. Согласитесь, не такое уж частое собрание подобных качеств в одном человеке!
На следующий день, не смотря на то, что мы отработали три представления и чертовски устали, вечером в гостинице состоялась "прописка" Радика, т.е., приём в коллектив.
Радик получил аванс, накупил шампаского и других горячительных напитков, и мы собрались у меня в номере. Сначала "небольшим составом". Но постепенно компания стала увеличиваться и мы плавно "перетекли" в чей-то номер побольше.
"Прописывали" почти до утра! "Мероприятие" неожиданно вылилось в "большой народный праздник" и на следующий день кое-кому было, скажем так, трудновато на утреннем представлении. Но мы "бойцы" закалённые и опытные и на его качестве наша "всенощная" никак не сказалась.
Закончились ленинградские гастроли "Товарищ кино", первые гастроли Радика с нашей программой. Он вошёл к нам легко и просто. Его талант и человеческое обаяние покорили всех. Ему тоже очень понравилось у нас и он с удовольствием принял приглашение на следующие поездки. Записал в свою книжечку числа и сказал, что с директором театра он в хороших отношениях и попросит на эти дни не занимать его в спектаклях.
Уезжали мы в Москву опять же на "Красной стреле", в 12 ночи, сразу после последнего вечернего представления. Радик же оставался ещё в Ленинграде - самолёт в Уфу улетал только вечером следующего дня.
Он провожал нас на вокзал, помог кому-то из актрис донести вещи. Потом мы с ним прощались у вагона. Он говорил какие-то хорошие слова, благодарил "за всё". Сказал, что "отравлен" нашей программой и теперь, оставаясь здесь один, чувствует себя сиротой.
С тех пор он стал постоянным участником нашей программы.
Бывали случаи, когда его не отпускали. Он в панике звонил мне, рассказывал с кем нужно поговорить и что сказать. И мы начинали трезвонить и в Башкирский обком партии, и в министерство культуры республики, и директору театра. А если не помогало, то подключали "тяжёлую артиллерию" - кого-нибудь из секретарей Союза кинематографистов СССР. В то время такой звонок из Москвы делал "много шума" и Радик снова был с нами!
И действительно, вскоре он начал постепенно "набирать вес". Композиторы, которые работали у нас в программе, начали давать ему для первого исполнения свои новые песни и "продвигать" с ними на телевидение и радио. Появились и первые записи на грампластинках.
Словом, он начинал, как сейчас говорит попса, "раскручиваться". Без него уже редко обходились музыкальные передачи на Центральном телевидении, его голос стал часто звучать на радио. И более того, его уже стали приглашать в, так называемые, "правительственные" концерты! А это, как говаривал "наш дорогой Ильич", и как вы сами, наверное, понимаете - ох как "архиважно!"
С ним любили работать и Ян Френкель, и Марк Фрадкин, и Вениамин Баснер, и Никита Богословский, и Юрий Саульский. Любила его и Александра Пахмутова. К сожалению, у неё не было возможности принимать участие в представлении, но музыку для нас она писала.
Я уже говорил, что Радика у нас любили все. Но особенным расположением он пользовался у Николая Афанасьевича Крючкова.
Помню, первые дни, когда Радик встречался с ним за кулисами, в артистическом коридоре, он смотрел на него с таким благоговением и, уступая дорогу, так смешно прижимался к стене, ну прямо как первоклассник перед директором школы!
Николай Афанасьевич заприметил его сразу, в первый же день. И было это так.
Отработав в первом отделении свой номер "Три танкиста", кстати, очень хорошо написанным Михаилом Ножкиным, мы с Николай Афанасьевичем поднимались по лестнице в его гримуборную на втором этаже. Одной рукой я поддерживал его (ему уже было трудно подниматься), другой баян. Вдруг навстречу нам "на всех парах" несётся Радик. Увидев впервые Крючкова так близко, он резко "затормозил", смутился, порозовел, и прижался к стенке, пропуская нас. Он не знал, что делать, как себя вести. Начал что-то бормотать, типа - "Владимир Михайлович, извините, я хотел... ну ладно... я потом..."(Он всегда был со мной на "вы". И только в последние годы мне удалось-таки уговорить его перейти на "ты")
Когда Радик "пришёл в себя", и, пропустив нас, побежал дальше вниз, Крючков спросил меня своим неповторимым голосом с хрипотцой:
- Старик, что за субъект?
- Да вот, - говорю, - очень способный парень. Из Уфы, солист оперного театра.
- И что, может?
- Может, и очень даже может!
- Ну посмотрим! - прохрипел Крючков.
Продолжение на странице 5